Театры и музеи это словосочетание

Институт театра

Исследование и продвижение новых культурных практик

Музеи и театры: новая модель сотрудничества и новый формат в искусстве

В сегодняшнем, горизонтальном мире функции и целеполагание искусства радикально изменились. Союз музея и театра спровоцировал появление новых гибридных форм и уникального опыта «соучастия». Художественному явлению, активно развивающемуся последние несколько лет, посвящен круглый стол с участием художников, кураторов, культурных менеджеров и экспертов. Это – первая попытка легитимизировать и описать новый формат в искусстве, снимающий оппозицию между музеем и театром.
Театрализация музея, влияние идей Баухауза и перформативных практик 1950-х на театр, демократизация доступа к искусству привели к переопределению границ жанров и институций. И музеи, и театры все настойчивей разрушают «четвертую стену» между зрителем-потребителем и продуктом. И отменяют понятие «продукт», которое больше не отражает существо ни спектакля, ни выставки.
Как музей использует театр? Зачем музей современному театру? Как строится их работа на практике? Что такое экспертиза этих междисциплинарных проектов? Именно сегодня настал момент, когда функционал и художественные намерения музея и театра пересекаются и открывают новые перспективы в искусстве.

Москвичи высказались об ограничительных мерах при посещении театров и музеев

Горожане поделились мнением относительно возможности посещать культурные учреждения только при наличии QR-кода о прохождении вакцинации. Однако взгляды москвичей на решение властей разделились.

Жители столицы серьезно и с большим пониманием относятся к проблеме пандемии и вводимых ограничений. На вакцинированных граждан последние действуют в меньшей степени.

Однако и те, и другие сожалеют, что культурная жизнь города сейчас находится в стесненном положении. Житель Москвы Олег крайне негативно воспринял новость о запрете на посещение театров для определенных групп лиц.

«Мертвому припарка. Не понятно зачем. Я не вижу в этом смысла. Полная ерунда какая-то», — считает житель столицы.

Прохожая Оксана, общаясь с корреспондентом Федерального агентства новостей, заявила, что принятые меры крайне негативно скажутся на демографической ситуации в стране.

«Плохо отношусь, конечно. Какая же это образованность нации, если мы не можем никуда ходить, ничего смотреть. Нас всех посадили дома. И какое это интеллектуальное обогащение, если все запрещено? Дети не развиваются, люди не общаются. Никакого прямого общения нет, только через социальные сети. По мне, так это сделано специально, чтобы люди стали меньше общаться и меньше рожать», — заявила Оксана.

Негативное отношение к новым правилам высказал и житель мегаполиса Евгений. Он считает, что действующих мер противодействия угрозе вполне достаточно.

«Меры не очень про людей — это называется. Вот и всё. Потому что, что театры? Мы ходили пару недель назад в театр имени Пушкина. Там и так через три сиденья все сидят. Музеи — тоже самое. Дистанция везде есть. Те же самые салоны красоты. Я вчера жену с маникюра забирал, там везде дистанция, везде перегородки. Она сидит, руки только передает в такое окошечко, как в ларьке», — поведал об ограничительных мерах Евгений.

Супруги Александр и Евгения хотели бы, чтобы вводимые меры обрели более предсказуемую и понятную форму, а не вводились бы спонтанно.

«Я, конечно, против. Как можно вообще лишить людей последних радостей? Интеллигенции надо хоть как-то подпитываться. А во-вторых, действия соответствующих структур совершенно хаотичны, не понятны. Они то вводят эти меры, то блокируют. Такое ощущение, что они не понимают, что вообще нужно делать в принципе, чтобы победить эту заразу» — считают опрошенные супруги.

Работник театра Иван с пониманием отнесся к ограничениям. Он считает, что культурные учреждения выдержат испытание, поскольку подобный опыт уже был в прошлом.

«Это плохо отразится на театрах, потому что станет неизбежно меньше зрителей. Театры уже пережили один локдаун. Но это нечто большее, чем здания, поэтому переживут и второй», — поделился своим мнением Иван.

Поставившие себе прививку люди позитивно восприняли новые правила посещения культурных учреждений. По их словам, это только подтолкнет скептиков к вакцинации.

«Я за прививки. Я считаю, это единственное, что может помочь. Я сама лично только что сделала прививку очередную, поэтому я поддерживаю», — сказала жительница Елена.

С ней согласен и гость столицы Андрей. Однако его непривитая супруга продолжает испытывать трудности с посещением некоторых объектов.

«Я привитый. Я в этом смысле не волнуюсь, а жена — нет. Она приехала, ей сказали: «Разворачивайтесь и уезжайте». Конечно, это напрягает, так скажем. Но специалистам виднее. Если действительно это так уж необходимо, тогда что делать?», — поделился своей историей Андрей.

Владимир активно не посещает театры и музеи, но с решением властей согласен. По его мнению, здоровье людей превыше всего.

«С одной стороны — это хорошо. Потому что это защищает людей от заболевания коронавирусом. С другой стороны, как мне посмотреть спектакль, как мне быть ближе к творчеству? Это с учетом 2020 года, когда был глобальный локдаун, никого никуда не пускали. Это чревато для театров и актеров. Это ни хорошо, ни плохо, я не могу быть объективен. Наверное, хорошо», — размышляет житель Москвы Владимир.

Корреспонденту ФАН также удалось услышать мнение туриста из Европы, который высказал его на русском языке.

«Это правильно. Я считаю, что всем надо прививаться, потому что это угроза для общества», — сказал гость российской столицы.

Временный локдаун, введенный в Москве, продлится с 28 октября по 7 ноября. Согласно распоряжению мэра Сергея Собянина, музеи и театры закрыты не будут, однако для их посещения обязательно нужно предъявить QR-код. Данная мера продолжит действовать и после снятия основных ограничений.

Лед и пламя: зачем театру музей, а музею — театр

«Золотая маска», главный театральный фестиваль страны, собирается сотрудничать с музеями Казани. С 22 по 26 апреля Институт театра — образовательный проект фестиваля — проведет в городе лабораторию Theatrum-2020: отобранные по заявкам участники — режиссеры, хореографы, художники, арт-менеджеры, критики, кураторы — придумают проекты с командами местных музеев. Колумнист Enter Антон Хитров рассказывает, какими бывают точки пересечения у музея и театра — и какая польза этим институциям друг от друга.

Лаборатория «Золотой маски» Theatrum проходит во второй раз. В прошлом году участников собрали в музейном комплексе «Вятское» под Ярославлем. Тогда формат был другим: музеи тоже могли подавать заявки, а география не ограничивалась одним городом. Правила поменяли, чтобы во время работы у участников и педагогов был доступ к музейным пространствам и коллекциям.

Кураторы Theatrum-2020 — московские театральные художники Ваня Боуден и Александр Барменков; оба занимались не только спектаклями, но и выставками. Сейчас они выбирают музеи, готовые присоединиться к проекту. То, что получится в итоге у каждой команды, не обязательно должно быть спектаклем: в музее театральный опыт можно применять по-разному. Как именно — участники узнают от лекторов и педагогов лаборатории во время теоретической части.

Идея появилась не на пустом месте. Во-первых, музеи не первый год сотрудничают с театрами — в том числе в России. Во-вторых, передовые современные музеи сами используют приемы театра, а театральные режиссеры и художники перенимают кое-какие принципы у музеев.

Тотальный музей

Четыре года назад в Вашингтоне открыли Национальный музей афроамериканской истории и культуры. Здание с ажурным фасадом строили три именитых архитектора: Дэвид Аджайе, Фил Фрилон и Джей Макс Бонд-младший. Посетителям показывают хижину рабов, тюремную вышку середины прошлого века (в то время среди заключенных преобладали чернокожие), вагон с отдельными сиденьями для пассажиров разных рас и много чего еще.

Но в одном из залов нет никаких экспонатов — только струи воды льются в бассейн из-под стеклянного купола. На музейных картах это место называется Двор Созерцания. Приходить сюда лучше всего в конце визита, ведь, по сути, солнечная комната с водопадом — архитектурный аналог многоточия: вам рассказали историю — эпилог сочините сами.

Или вот еще пример — Еврейский музей в Берлине по проекту звездного архитектора Даниэля Либескинда. За одной дверью посетителей ожидает Сад Исхода: 49 наклонных колонн, из каждой растет дерево. За другой — Башня Холокоста: гулкий, темный колодец с тонкой полоской дневного света под потолком.

Иносказание, а не только буквальность. Эмоции, а не только знания. Сегодня у музея может быть гораздо больше общего с театром, чем мы привыкли думать. Сад Исхода и Двор Созерцания — ни что иное, как тотальные инсталляции: такие, которые бесполезно осматривать снаружи — только изнутри. А у тотальных инсталляций много общего со спектаклями, разве что роль актеров выполняют зрители (автор этого термина, художник Илья Кабаков, создает работы, которые даже на вид очень похожи на театральные декорации).

Тотальная — важное слово: посетитель современного музея — уже не просто сторонний наблюдатель, он сопричастен истории, которую музей рассказывает. В театре четвертую стену сломали гораздо раньше, в начале прошлого века. А уж сейчас об иммерсивных (или тотальных) спектаклях не знает только ленивый.

Любовь к факту

В музеях полюбили поэтические образы, а в театре — факты: сцена давно перестала быть зоной чистого вымысла. Задача спектакля может быть один в один как у музея: показывать и осмыслять подлинные вещи или по крайней мере достоверные копии.

Такой «музей на сцене» — лучший способ популярно рассказать об истории самого театра: взять хотя бы спектакль Александринского театра «Маскарад. Воспоминания будущего». Режиссера Валерия Фокина занимала не столько пьеса Лермонтова, сколько ее знаменитая театральная трактовка — «Маскарад» Всеволода Мейерхольда, вышедший на той же сцене в революционном 1917-м.

Фокин объединился с театроведом Александром Чепуровым и показал петербургской публике настоящую научную реконструкцию. Ладно костюмы, сшитые по эскизам Александра Головина — даже артисты интонируют, как у Мейерхольда сто лет назад. Правда, восстанавливать чужую работу от начала до конца режиссер все-таки не стал, а предпочел вести с ней диалог: в «Воспоминаниях будущего» как бы чередуются два спектакля — начала прошлого века и современный.

Выставка фейков

Любовь к научному знанию — не единственное, что роднит современный театр и музей. В последние лет десять театральные режиссеры и художники стали перенимать у музеев, собственно, форму — появились спектакли, которые выглядят как залы с экспонатами. В таком театре зрителю достается больше свободы: он может ходить, как ему вздумается, подолгу задерживаться в интересных местах, если надо — даже выполнять задания, примеряя на себя функцию артиста.

Никто не требует, чтобы экспонаты в этом якобы музее были подлинными. «Музей инопланетного вторжения» — проект московского «Театра взаимных действий», объединения художников, которые из принципа работают без режиссера — рассказывал совершенно вымышленную историю. В 1989 году Томскую область будто бы посетили пришельцы — но в Советском Союзе шли грандиозные перемены, и про визит инопланетян все быстро забыли.

Зрители знакомились с научными сотрудниками музея, рассматривали макеты и артефакты, прекрасно осознавая, что все это понарошку. Но «Музей инопланетного вторжения» не был шуткой: речь шла о вполне реальных вещах — о страхе перед чужаком и о том, как важное, казалось бы, событие теряется в большой истории.

Готовая декорация

Как музеи сотрудничают с театрами? Формы симбиоза бывают разные, самая простая — спектакли в музейных залах. Сценария два. Первый: когда театр имеет дело с музеем современного искусства и работает в нейтральном выставочном пространстве вроде «белого куба», обычно предназначенном для картин, скульптур и инсталляций. Нюанс в том, что никакое пространство не может быть абсолютно нейтральным — ни театральное, ни музейное. Спектакль в художественном музее — это всегда заявление, причем с обеих сторон. Режиссер намекает (обычно вполне справедливо), что его работа ближе к современному искусству, чем к привычному драматическому театру. А руководство музея расписывается в том, что границы между дисциплинами для них — пустая условность: дескать, театр — это тоже «наше».

Второй сценарий — когда создатели спектакля работают с архитектурой и коллекцией музея, превращая их в готовую декорацию. Здесь музей ничем принципиально не отличается от парка, храма, библиотеки или завода: осваивать альтернативные площадки — в сегодняшнем театре обычная практика.

Отличный пример — Top Secret International прославленной немецко-швейцарской команды Rimini Protokoll. Это интерактивный нон-фикшн о спецслужбах: помимо интервью с экспертами публику ожидает краткий курс шпионской подготовки. Зрители участвуют в секретной операции, притворяясь рядовыми посетителями музея: никто не догадывается, что в наушниках у них — шпионский инструктаж, а не простой аудиогид. Декорация — всегда собрание древностей, в Берлине, например, это был Neues Museum. Помимо всего прочего, Top Secret International показывает экспонаты в новом свете: скажем, высеченные в камне чиновники Древнего Египта, по версии Rimini Protokoll, — предшественники современных спецслужб.

Поиск альтернативы

Еще один вариант, пожалуй, самый интересный — когда коллекция музея не просто очередная краска в палитре режиссера, а главный предмет исследования. Создатели проекта отталкиваются от нее, как в обычном драматическом спектакле — от пьесы. В сам музей публику можно вообще не приводить.

К примеру, спектакль Дмитрия Волкострелова «Пермские боги», сделанный в копродукции с Пермской художественной галереей, играют несколько поодаль — на малой сцене «Театра-Театра». В этой работе режиссер размышляет о пермской деревянной скульптуре и вообще о русской деревне — полухристианской, полуязыческой. За час с небольшим актеры проводят на сцене весь годовой цикл крестьянских работ, изредка прерываясь, чтобы почитать стихи поэтов о деревне или музейную книгу отзывов. Намек понятен: когда мы поэтизируем сельский быт или видим мастерство скульптора там, где крестьянин видел одушевленное существо — мы ничуть не приближаемся к пониманию той жизни. Скорее, даже наоборот.

Волкострелов смотрит на храмовую скульптуру пермских мастеров как режиссер или современный художник, а не как музейный куратор: его волнует не техника, не символика, а то, как мы сами смотрим на деревянных ангелов и святых — и что может сказать о нас это отношение.

Для музея работа с людьми театра — поиск альтернативы. В сущности, традиционный театр и традиционный музей — противоположности. В музее вы перемещаетесь свободно, в театре — сидите на стуле. Музей занимается реальностью, театр — вымыслом. Музей — про конкретику, а театр — про обобщения. Вот и получается, что движение друг к другу — прежде всего способ уйти от старого себя. Хотя бы ненадолго и в виде исключения.

[spoiler title=»источники:»]

http://riafan.ru/1542068-moskvichi-vyskazalis-ob-ogranichitelnykh-merakh-pri-poseshenii-teatrov-i-muzeev

http://entermedia.io/weekend/led-i-plamya-zachem-teatru-muzej-a-muzeyu-teatr/

[/spoiler]