Меню Рубрики

И душа горе ударение

Поэма Горы

Поэма написана в Чехословакии, во время окончания романа с К.Родзевичем. На фото М.Цветаева и С.Эфрон, посередине портрет К.Родзевича.
К сожалению, нет возможности показать графически авторские ударения, вместо них стоят апострофы.

Liebster, Dich wundert
die Rede? Alle Scheidenden
reden wie Trunkene und
nehmen gerne sich festlich…
Holderlin(1)

Вздрогнешь — и горы с плеч,
И душа — горе’.
Дай мне о го’ре спеть:
О моей горе’.

Черной ни днесь, ни впредь
Не заткну дыры.
Дай мне о го’ре спеть
На верху горы.

Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного

Требовала та гора.
— Океан в ушную раковину
Вдруг-ворвавшимся ура!
Та гора гнала и ратовала.

Та гора была, как гром.
Зря с титанами заигрываем!
Той горы последний дом
Помнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.

Не Парнас, не Синай —
Просто голый казарменный
Холм. — Равняйся! Стреляй!
Отчего же глазам моим
(Раз октябрь, а не май)
Та гора была — рай?

Как на ладони поданный
Рай — не берись, коль жгуч!
Гора бросалась по’д ноги
Колдобинами круч.

Как бы титана лапами
Кустарников и хвой,
Гора хватала за’ полы,
Приказывала: стой!

О, далеко не азбучный
Рай — сквознякам сквозняк!
Гора валила навзничь нас,
Притягивала: ляг!

Оторопев под натиском,
— Как? Не понять и днесь!
Гора, как сводня — святости
Указывала: здесь…

Персефоны зерно гранатовое!
Как забыть тебя в стужах зим?
Помню губы, двойною раковиной
Приоткрывшиеся моим.

Персефона, зерном загубленная!
Губ упорствующий багрец,
И ресницы твои — зазубринами,
И звезды золотой зубец…

Не обман — страсть, и не вымысел,
И не лжет,— только не дли!
О, когда бы в сей мир явились мы
Простолю’динами любви!

О, когда б, здраво и по’просту:
Просто — холм, просто — бугор…
(Говорят, тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.)

В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой…
(Высота бреда над уровнем
Жизни)
— На’ же меня! Твой…

Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет — увы!
Оттого что в сей мир явились мы –
Небожителями любви!

Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук),
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестны .

Гора горевала о наше дружбе:
Губ — непреложнейшее родство!
Гора говорила, что коемужды
Сбудется — по слезам его.

Еще говорила гора, что табор —
Жизнь, что весь век по сердцам базарь!
Еще горевала гора: хотя бы
С дитятком — отпустил Агарь!

Еще говорила, что это — демон
Крутит, что замысла нет в игре.
Гора говорила, мы были немы,
Предоставляли судить горе.

Гора горевала, что только грустью
Станет — что’ ныне и кровь и зной.
Гора говорила, что не отпустит
Нас, не допустит тебя с другой.

Гора горевала, что только дымом
Станет — что’ ныне: и мир, и Рим.
Гора говорила, что быть с другими
Нам (не завидую тем другим!).

Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть.
Гора говорила, что стар тот узел
Гордиев — долг и страсть.

Гора горевала о нашем горе —
Завтра! Не сразу! Когда над лбом —
Уж не memento2, а просто — море!
Завтра, когда поймем.

Звук… Ну как будто бы кто-то просто
Ну… плачет вблизи?
Гора горевала о том, что врозь нам
Вниз, по такой грязи —

В жизнь, про которую знаем все’ мы
Сброд — рынок — барак.
Еще говорила, что все поэмы
Гор — пишутся — так.

Та гора была, как горб
Атласа, титана стонущего.
Той горою будет горд
Город, где с утра и до’ ночи мы

Жизнь свою — как карту бьем!
Страстные, не быть упорствуем.
Наравне с медвежьим рвом
И двенадцатью апостолами —

Чтите мой угрюмый грот.
(Грот — была, и волны впрыгивали!)
Той игры последний ход
Помнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!
Боги мстят своим подобиям!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Горе началось с горы.
Та гора на мне — надгробием.

Минут годы, и вот означенный
Камень, плоским смененный, снят3.
Нашу гору застроят дачами,—
Палисадниками стеснят.

Говорят, на таких окраинах
Воздух чище и легче жить.
И пойдут лоскуты выкраивать,
Перекладинами рябить.

Перевалы мои выструнивать,
Все овраги мои вверх дном!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Дома — в счастье, и счастья в дом!

Счастья — в доме! Любви без вымыслов!
Без вытягивания жил!
Надо женщиной быть — и вынести!
(Было-было, когда ходил,

Счастье— в доме!) Любви, не скрашенной
Ни разлукою, ни ножом.
На развалинах счастья нашего
Город встанет — мужей и жен.

И на том же блаженном воздухе
— Пока можешь еще — греши! —
Будут лавочники на отдыхе
Пережевывать барыши,

Этажи и ходы надумывать —
Чтобы каждая нитка — в дом!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Крыши с аистовым гнездом!

Но под тяжестью тех фундаментов
Не забудет гора — игры.
Есть беспутные, нет беспамятных:
Горы времени — у горы!

По упорствующим расселинам
Дачник, поздно хватясь, поймет:
Не пригорок, поросший семьями, —
Кратер, пущенный в оборот!

Виноградниками Везувия
Не сковать! Великана льном
Не связать! Одного безумия
Уст — достаточно, чтобы львом

Виноградники заворочались,
Лаву ненависти струя.
Будут девками ваши дочери
И поэтами — сыновья!

Дочь, ребенка расти внебрачного!
Сын, цыганкам себя страви!
Да не будет вам места злачного,
Телеса, на моей крови!

Тве’рже камня краеугольного,
Клятвой смертника на одре:
— Да не будет вам счастья дольнего,
Муравьи, на моей горе!

В час неведомый, в срок негаданный
Опозна’ете всей семьей
Непомерную и громадную
Гору заповеди седьмой!

Есть пробелы в памяти, бельма
На глазах: семь покрывал…
Я не помню тебя — отдельно.
Вместо че’рт — белый провал.

Без примет. Белым пробелом —
Весь. (Душа, в ранах сплошных,
Рана — сплошь.) Частности мелом
Отмечать — дело портных.

Небосвод — цельным основан.
Океан — скопище брызг?!
Без примет. Верно — особый —
Весь. Любовь — связь, а не сыск.

Вороной, русой ли масти —
Пусть сосед скажет: он зряч.
Разве страсть — делит на части?
Часовщик я, или врач?

Ты — как круг, полный и цельный:
Цельный вихрь, полный столбняк.
Я не помню тебя отдельно
От любви. Равенства знак.

(В ворохах сонного пуха:
Водопад, пены холмы —
Новизной, странной для слуха,
Вместо: я — тронное: мы…)

Но зато, в нищей и тесной
Жизни — «жизнь, как она есть» —
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
— Памяти месть.

1 января — 1 февраля 1924 г.
Прага. Гора.
Декабрь 1939. Голицыно, Дом писателей

1 О любимый! Тебя удивляет эта речь? Все расстающиеся говорят как пьяные и любят торжественность. Гёльдерлин. (Перевод М. Цветаевой.)
2 Memento mori (лат.) — помни о смерти.
3 Т.е. вместо этого камня (горы на мне) будет плоский (плита) (примеч. М. Цветаевой)

Поэма горы (Цветаева М. И., 1924)

Liebster, Dich wundert

die Rede? Аllе Scheidenden

reden wie Тrunkеnе und

nehmen gerne sich festlich…

Holderlin [О любимый! Тебя удивляет эта речь? Все расстающиеся говорят как пьяные и любят торжественность… Гёльдерлин (пер. М. Цветаевой).]

Вздрогнешь — и горы с плеч,

Дай мне о горе спеть:

Черной ни днесь, ни впредь

Дай мне о горе спеть

Та гора была, как грудь

Рекрута, снарядом сваленного.

Та гора хотела губ

Девственных, обряда свадебного

Требовала та гора.

— Океан в ушную раковину

Та гора гнала и ратовала.

Та гора была, как гром!

Зря с титанами заигрываем!

Той горы последний дом

Помнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!

Бог за мир взымает дорого!

Горе началось с горы.

Та гора была над городом.

Не Парнас, не Синай —

Просто голый казарменный

Холм. — Равняйся! Стреляй!

Отчего же глазам моим

(Раз октябрь, а не май)

Та гора была — рай?

Как на ладони поданный

Рай — не берись, коль жгуч!

Гора бросалась под ноги

Как бы титана лапами

Кустарников и хвой —

Гора хватала зa полы,

О, далеко не азбучный

Рай — сквознякам сквозняк!

Гора валила навзничь нас,

Оторопев под натиском,

— Как? Не понять и днесь!

Гора, как сводня — святости,

Персефоны зерно гранатовое!

Как забыть тебя в стужах зим?

Помню губы, двойною раковиной

Персефона, зерном загубленная!

Губ упорствующий багрец,

И ресницы твои — зазубринами,

И звезды золотой зубец…

Не обман — страсть, и не вымысел,

И не лжет, — только не дли!

О когда бы в сей мир явились мы

О когда б, здраво и попросту:

Просто — холм, просто — бугор…

(Говорят — тягою к пропасти

Измеряют уровень гор.)

В ворохах вереска бурого,

В островах страждущих хвой…

(Высота бреда — над уровнем

— Нa те меня! Твой…

Но семьи тихие милости,

Но птенцов лепет — увы!

Оттого что в сей мир явились мы —

Гора горевала (а горы глиной

Горькой горюют в часы разлук),

Гора горевала о голубиной

Нежности наших безвестных утр.

Гора горевала о нашей дружбе:

Губ — непреложнейшее родство!

Гора говорила, что коемужды

Сбудется — по слезам его.

Еще говорила гора, что табор —

Жизнь, что весь век по сердцам базарь!

Еще горевала гора: хотя бы

С дитятком — отпустил Агарь!

Еще говорила, что это — демон

Крутит, что замысла нет в игре.

Гора говорила, мы были немы.

Предоставляли судить горе.

Гора горевала, что только грустью

Станет — что ныне и кровь и зной.

Гора говорила, что не отпустит

Нас, не допустит тебя с другой!

Гора горевала, что только дымом

Станет — что ныне: и мир, и Рим.

Гора говорила, что быть с другими

Нам (не завидую тем другим!).

Гора горевала о страшном грузе

Клятвы, которую поздно клясть.

Гора говорила, что стар тот узел

Гордиев — долг и страсть.

Гора горевала о нашем горе —

Завтра! Не сразу! Когда над лбом —

Уж не memento [Memento mori (лат.)– помни о смерти.] , а просто — море!

Завтра, когда поймем.

Звук… Ну как будто бы кто-то просто,

Ну… плачет вблизи?

Гора горевала о том, что врозь нам

Вниз, по такой грязи —

В жизнь, про которую знаем все мы:

Сброд — рынок — барак.

Еще говорила, что все поэмы

Гор — пишутся — так.

Та гора была, как горб

Атласа, титана стонущего.

Той горою будет горд

Город, где с утра и до ночи мы

Жизнь свою — как карту бьем!

Страстные, не быть упорствуем.

Наравне с медвежьим рвом

И двенадцатью апостолами —

Чтите мой угрюмый грот.

(Грот — была, и волны впрыгивали!)

Той игры последний ход

Помнишь — на исходе пригорода?

Та гора была — миры!

Боги мстят своим подобиям!

Горе началось с горы.

Та гора на мне — надгробием.

Минут годы, и вот означенный

Камень, плоским смененный, снят [Т. е. вместо этого камня (горы на мне) будет плоский (плита) (прим М. Цветаевой).] .

Нашу гору застроят дачами, —

Говорят, на таких окраинах

Воздух чище и легче жить.

И пойдут лоскуты выкраивать,

Перевалы мои выструнивать,

Все овраги мои вверх дном!

Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь

Дома — в счастье, и счастья в дом!

Счастья — в доме! Любви без вымыслов!

Без вытягивания жил!

Надо женщиной быть — и вынести!

(Было-было, когда ходил,

Счастье — в доме!) Любви, не скрашенной

Ни разлукою, ни ножом.

На развалинах счастья нашего

Город встанет — мужей и жен.

И на том же блаженном воздухе,

— Пока можешь еще — греши! —

Будут лавочники на отдыхе

Этажи и ходы надумывать,

Чтобы каждая нитка — в дом!

Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь

Крыши с аистовым гнездом!

Но под тяжестью тех фундаментов

Не забудет гора — игры.

Есть беспутные, нет беспамятных:

Горы времени — у горы!

По упорствующим расселинам

Дачник, поздно хватясь, поймет:

Не пригорок, поросший семьями, —

Кратер, пущенный в оборот!

Не сковать! Великана льном

Не связать! Одного безумия

Уст — достаточно, чтобы львом

Лаву ненависти струя.

Будут девками ваши дочери

И поэтами — сыновья!

Дочь, ребенка расти внебрачного!

Сын, цыганкам себя страви!

Да не будет вам места злачного,

Телеса, на моей крови!

Тверже камня краеугольного,

Клятвой смертника на одре:

— Да не будет вам счастья дольнего,

Муравьи, на моей горе!

В час неведомый, в срок негаданный

Опознaете всей семьей

Непомерную и громадную

Гору заповеди седьмой!

Есть пробелы в памяти, бельма

На глазах: семь покрывал…

Я не помню тебя — отдельно.

Вместо черт — белый провал.

Без примет. Белым пробелом —

Весь. (Душа, в ранах сплошных,

Рана — сплошь.) Частности мелом

Отмечать — Дело портных.

Небосвод — цельным основан.

Океан — скопище брызг?!

Без примет. Верно — особый —

Весь. Любовь — связь, а не сыск.

Вороной, русой ли масти —

Пусть сосед скажет: он зряч.

Разве страсть — целит на части?

Часовщик я, или врач?

Ты — как круг, полный и цельный:

Цельный вихрь, полный столбняк.

Я не помнюю тебя отдельно

От любви. Равенства знак.

(В ворохах сонного пуха:

Водопад, пены холмы —

Новизной, странной для слуха,

Но зато, в нищей и тесной

Жизни — “жизнь, как она есть” —

Я не вижу тебя совместно

1 января — 1 февраля 1924

Декабрь 1939. Голицыно, Дом писателей

Оглавление

Карта слов и выражений русского языка

Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.

Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.

Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.

Спишите вставляя пропущенные буквы. Обозначьте место ударения в выделенных словах

Вздрогнешь — и гОры с плеч,
И душа — гОре.
Дай мне о горЕ спеть:
О моей горЕ.

«Все перемелется, будет мукОй!»
Люди утешены этой наукой.
Станет мУкою, что было тоской?
Нет, лучше мукОй!

Ваши принципы простЫ:
Вы очень любите острОты,
но Вы боитесь остротЫ.

Стоит избушка на курьих ножках,
Ключи гремят, и родники бормочут,
Берестяные ковшики лежат
У сорокА ключей.
Стучит сорОка
Круглеют глубодонные пруды.


[spoiler title=»источники:»]

http://kartaslov.ru/%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%BA%D0%B0/%D0%A6%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B0_%D0%9C_%D0%98/%D0%9F%D0%BE%D1%8D%D0%BC%D0%B0_%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8B/1

http://gitun.com/q/10987

[/spoiler]